«Эксперт» №2 (641)/19 января 2009
— В конце года вы продекларировали очень оптимистичный, редкий для сегодняшнего дня прогноз, согласно которому экономика России должна начать расти уже во втором квартале этого года. На чем вы основывались?
— Сейчас есть много сценариев развития глобального кризиса. Есть люди, которые говорят, что этот кризис может перерасти в очередную, может быть, даже более глубокую Великую депрессию. При этом понятно, что любые сравнения бессмысленны, поскольку нынешний кризис носит другой характер, степень глобализации экономики настолько велика, что все эффекты проявляются гораздо быстрее, чем тогда. Это означает, что кризис может быть короче. Если быстрее происходит ухудшение ситуации, то быстрее может происходить и ее улучшение по мере адаптации компаний, людей к новым условиям. И нам кажется более разумным сценарий такого, более быстрого восстановления. Мы, конечно, еще не прошли дно кризиса. Спрос на мировых рынках будет продолжать снижаться еще несколько месяцев. Первый квартал точно будет более тяжелым, чем четвертый квартал прошлого года и 2008 год в целом. Но есть основания считать, что за это время, за ближайшие полгода, произойдет расчистка балансов большинства финансовых институтов, произойдет уже такое падение спроса и такое падение цен на многие виды товаров, которые сделают выгодными инвестиции в новые технологии и новые производства. Люди станут думать о захвате новых рынков, о новых проектах. И в этом случае уже
Почему российская экономика в этом сценарии тоже может начать расти? Потому что основная часть снижения спроса сегодня происходит за счет внешнего спроса. Это касается наших базовых отраслей, таких как металлургическая промышленность, химия, нефтяной сектор, часть машиностроения. И при оживлении внешнего спроса, с учетом того, что у нас относительно высокая конкурентоспособность по многим из этих товаров, мы можем быть первыми, кто войдет в стадию оживления. За этот период должно произойти и некоторое снижение курса рубля, которое усилит нашу ценовую конкурентоспособность.
— Вы говорите о влиянии на нашу экономику внешнего спроса, но у нас потенциально огромный внутренний спрос, в том числе инвестиционный. В частности, только на строительство автотранспортной инфраструктуры есть программа на 15 триллионов рублей. Может ли этот спрос оказаться более весомым фактором оживления нашей экономики?
— Сейчас мы рассчитываем, что это как минимум станет мощным фактором стабилизации ситуации. Полностью заместить падение внешнего и отчасти внутреннего спроса со стороны частного сектора, который финансировался за счет внешних заимствований на протяжении нескольких последних лет, благодаря росту государственного спроса не удастся. Если, конечно, не предполагать, что в целом глобальные проблемы продлятся совсем недолго. Если бы мы точно знали, что они продлятся полгода, конечно, можно было бы сегодня более активно тратить резервы.
— А если три года или пять?
— А если они продлятся три года или пять лет и это станет понятно в течение следующего года, то мы будем иметь возможность скорректировать политику и более аккуратно расходовать резервы. У нас сегодня с учетом наших прогнозов длительности кризиса есть серьезные планы использования резервного фонда для поддержки инвестиционного спроса. Мы планируем значительный бюджетный дефицит в размере, по всей видимости, не менее пяти процентов ВВП, чего у нас не было уже многие годы. Это нужно, чтобы проводить контрциклическую политику, чтобы стимулировать реализацию проектов в инфраструктурных отраслях — строительство дорог, железнодорожный транспорт. Причем и строительство дорог, и обновление подвижного состава создают спрос по целой цепочке предприятий. Речь также идет о поддержке инвестиционных программ в электроэнергетике. И наконец, жилищное строительство, где частичная компенсация снижения частного спроса за счет роста спроса государственного может не только поддержать на минимально необходимом уровне отрасль, но и создать необходимый спрос для промышленности строительных материалов, для металлургической промышленности, для транспорта, а также рабочие места, что сегодня очень важно.
— Вы сейчас сказали очень важную вещь: возможный бюджетный дефицит — пять процентов ВВП. Это означает, что лица, отвечающие за экономику, не боятся пойти на столь радикальное изменение в политике…
— Потому что боятся другого. Очевидно, что сегодня не будет достаточных источников роста денежного предложения, а значит, ликвидности в экономике, кроме бюджетного спроса. И если мы этого не сделаем, экономика будет испытывать значительный денежный голод. Кроме того, мы понимаем, что уровень долга у нас низкий, и с учетом того, что дефицит будет финансироваться в основном за счет резервного фонда, никакой дополнительной долговой нагрузки мы не создадим. А если потребуется,
— Когда звучат слова «бюджетный дефицит», у нас в России принято вспоминать про инфляцию. Вы не опасаетесь роста инфляции в связи с такими изменениями бюджетной политики?
— Есть много факторов, которые сегодня работают на снижение цен и инфляционных ожиданий, — прежде всего это ситуация на мировых рынках в целом. Сегодня уже снижаются цены на сырье и материалы, и, конечно, это будет вести к более низкой инфляции в России. Кроме того, общий спрос в экономике снижается, и это тоже оказывает давление на цены в более низкую сторону. Денег
Есть ли риски? Есть — прежде всего это риски, связанные со снижением курса рубля. Это может оказать некоторое повышательное давление на цены. Но в среднем мы ожидаем, что цены не должны вырасти больше чем на 10–12 процентов по сумме этих факторов.
Есть еще одна составляющая, по которой мы приняли совершенно осознанное решение, — это индексация цен и тарифов на продукцию и услуги естественных монополий. Мы приняли решение провести индексацию в меньшем размере, но все же не отказываться от нее полностью, поскольку считаем, что нужно заниматься энергоэффективностью — а для этого должны быть достаточные стимулы — и нужно заниматься развитием рынка соответствующих товаров и услуг. Мы не должны отказываться от задачи создания нормального рынка электроэнергии и газа. Для частных производителей, не монополий, а для широкого круга компаний, отсутствие индексации тарифов означало бы убытки в следующем году и, соответственно, остановку реализации инвестиционных программ, по сути, сворачивание развития рынка энергоносителей. То же самое касается и железнодорожных перевозок. Поэтому мы пошли на индексацию тарифов, но считаем, что это умеренное повышение не окажет чрезмерного влияния на инфляцию.
— Не слишком ли большой бюджетный дефицит вы планируете? Пять процентов от ВВП — это порядка двух триллионов рублей. Если вы рассчитываете на рост внешнего рынка плюс довольно большой бюджетный дефицит, а значит, прямые инвестиционные вливания в экономику, то все это вместе после периода спада может оказаться слишком «большой дозой».
— Если мы увидим рост внешнего рынка во втором полугодии, тогда дефицит может быть и меньше. Тогда появятся возможности для частных заимствований, поскольку в целом произойдет оживление рынка.
— В какой форме будут поступать бюджетные деньги в экономику?
— В различных формах. В форме прямых расходов государства на инвестиционные цели, когда, например, речь идет о строительстве дорог. В форме вложения в капитал различных институтов и компаний. Например, может быть увеличен капитал «Российских железных дорог» на реализацию отдельных проектов, могут быть докапитализированы банки с государственным участием и другие институты развития, например Агентство по ипотечному жилищному кредитованию. Будет в существенных масштабах осуществляться субсидирование процентных ставок, поскольку кредитные ресурсы сегодня стали дороже. И, по крайней мере, пока мы не пройдем некоторый путь по снижению курса рубля, пока не сбалансируется платежный баланс, процентные ставки будут оставаться относительно высокими. По нашим расчетам, они начнут снижаться уже во втором квартале. Тем не менее субсидирование необходимо, и оно будет осуществляться. Кроме того, необходима значительная поддержка регионам, прежде всего на осуществление социальных расходов. Что касается инвестиций, то будут выдаваться гарантии компаниям в самых разных секторах экономики — гарантии для привлечения кредитных ресурсов на более длительный срок по более низким ставкам, что позволит им не только обеспечить свои потребности в ликвидности, но и продолжать программы модернизации и другие инвестиционные проекты.
— Не могли бы вы пояснить, как вы трактуете механизм связи между процентными ставками и динамикой курса рубля?
— Если банки ожидают, что произойдет снижение реального курса рубля, то как минимум размер этого ожидаемого снижения они стараются заложить в стоимость рублевого кредита. Соответственно, к стоимости ресурса — а ресурс сегодня стоит для разных банков от 8 до 12 процентов — прибавляется ожидаемое снижение реального курса рубля, а это не меньше 10 процентов. Вот почему сегодня кредиты в среднем не выдаются по ставкам ниже 18 процентов. Есть, конечно, и меньшие ставки, но это в основном связано с государственным сектором и государственными гарантиями или
— Возвращаясь к предыдущей теме — технике вливания денег в экономику. Вы сказали о гарантиях под кредиты, которые будут получать компании. Будет ли это касаться только крупных компаний или средние компании тоже могут рассчитывать на гарантии?
— Поддерживаться будут не только крупные компании, но и средние. Есть также отдельные механизмы, хотя, может быть, недостаточные, поддержки малого предпринимательства. Что касается ресурсов, понятно, что ресурс все равно конечен. У нас нет бесконечного объема денег, хотя ресурс значительный. И в каждом конкретном случае банк или государство делает выбор. Мы будем совместно с банками анализировать ситуацию в компаниях, анализировать устойчивость. В любом случае мы даем сигнал банкам, что они должны относиться к этим предприятиям внимательно, то есть не отметать с порога просьбы, предложения, а серьезно рассматривать ситуацию в каждом конкретном случае, смотреть, действительно ли у компании устойчивый бизнес и за счет кредитной поддержки этот бизнес может продолжать нормально существовать или ситуация настолько тяжела, что никакой кредит — ни на год, ни на три года — здесь не поможет. Мы рассчитываем прежде всего на то, что банки постепенно перестроят свою работу и смогут разумно относиться к рискам, не преувеличивать и не преуменьшать их. А мы будем за счет государственных средств и государственных институтов оказывать этому процессу поддержку, в том числе, возможно, на основе облигационных займов. Облигации здесь являются более удобным инструментом по сравнению с кредитами как таковыми, поскольку для них существует рынок, который сейчас находится в замороженном состоянии, но, безусловно, возродится после некоторого периода затишья. И Центральному банку, конечно, удобнее рефинансировать займы, которые даны в форме облигаций, а не в форме кредитов.
— Сегодня банки уже столкнулись с невозвратами тех кредитов, которые были выданы в последние кризисные месяцы. И как бы старательно они ни относились к клиенту, все равно в условиях полной неопределенности в ближайшее полугодие рассчитывать на то, что клиент окажется платежеспособным через полгода и сможет вернуть тебе кредит, нельзя. То есть вся эта схема работы с компаниями, особенно средними, с выбором тех, кому можно субсидировать ставки, а кому нельзя, очень сложная и требует времени для того, чтобы начать работать.
— Она сложная, но, к сожалению, другой нет. А если говорить о невозвратах, то единственный способ эту проблему решить — докапитализировать банк. И государство в этом также оказывает поддержку, причем и когда ситуация еще не перешла в стадию неплатежеспособности самого банка, и когда уже у самого банка появляются значительные проблемы. В первом случае это субординированные кредиты, которые могут предоставляться через Внешэкономбанк, и сейчас идет дискуссия по поводу расширения этих возможностей. Во втором случае это Агентство по страхованию вкладов, которое принимает участие в поиске новых инвесторов для банков, и акционирование банков. Что касается проблемы выдачи новых кредитов, то другой схемы мы не нашли. Просто брать все в «одно окно», Внешэкономбанк, например, и все анализировать там, невозможно технически.
— А несколько — это сколько?
— Официальных списков нет, но, по оценкам, таких предприятий примерно
— Некоторое время назад, когда кризис стал очевиден, один московский начальник, дискутируя относительно ситуации на строительном рынке, сказал: мы не допустим падения цен, не беспокойтесь!
— Абсолютно точно. Именно такую политику мы сейчас и проводим. Цены, конечно, должны снижаться, особенно на московском рынке, где они достигли неприличных величин, уже мало связанных с экономикой отдельных проектов. И цены снижаются. Это нормально, и так же нормально, что
— Удастся ли в этой острой ситуации на рынке жилья отказаться наконец от всевозможных платежей в пользу городов, муниципалитетов, которые до сих пор были достаточно большой составляющей?
— Мы рассчитываем, по крайней мере, что такая практика сузится. Просто она должна быть замещена другими механизмами финансирования, которые пока не выстроены, мы только начали ими заниматься, когда напрямую финансируется или софинансируется из бюджета строительство инженерной и социальной инфраструктуры — детских садов, школ, поликлиник, дорог. Пока такого прямого финансирования было недостаточно. Мы рассчитываем, что по новым микрорайонам, где мы будем использовать земли, находящиеся в федеральной собственности, в частности через Фонд содействия жилищному строительству, который был не так давно создан, будут применяться исключительно прямые схемы финансирования инфраструктуры и там не будет никаких дополнительных плат
— Прямые схемы предполагают, что инфраструктуру будет финансировать город или
— Речь идет о финансировании самим городом либо фондом, который будет представлять соответствующие земельные участки в зависимости от того, в чьей собственности будет в данный момент находиться земля. А что касается, например, платы за подключение электроэнергии, здесь также возможны более прозрачные механизмы ценообразования. По крайней мере, когда речь идет о новых кварталах с обособленной инфраструктурой, возможен учет этих издержек в будущем тарифе без немедленного их перекладывания в цену жилья.
— Розничные сети стали одним из объектов помощи в самые первые месяцы. Но широко известно, что позднее, несмотря на помощь, они стали достаточно жестко обращаться со своими поставщиками, в частности затягивая платежи за поставку продукции и пытаясь увеличить цены присутствия в сетях. Будут
— Я бы здесь
— Вы всегда были сторонниками снижения налогов, насколько я помню. Как дальше будет развиваться налоговая политика, где можно ожидать послаблений и можно ли их вообще ждать, или надо ждать увеличения налогов? Скажем, социальный налог, неужели
— Вы опередили наш вопрос. В СМИ, например, доля расходов на персонал составляет 35–40 процентов, и для нас повышение социального налога очень невеселое событие.
— По таким случаям пока обсуждение продолжается. Одно из предложений Министерства финансов — компенсировать увеличение этих расходов из бюджета напрямую этим компаниям или работникам этих компаний. Я не очень понимаю, как технически это можно сделать. Поэтому будем продолжать обсуждение. Некоторое увеличение страховых взносов, я думаю, произойдет в любом случае. В каком размере, в какой шкале — я думаю, что мы будем продолжать обсуждать и примем решение о компенсации этих расходов для бизнеса.
— Будем надеяться. Спасибо.
© 2008-2024 Rusmet.Ru Металлургический портал
Металлургический портал Rusmet.Ru является интернет-площадкой для обмена информации и ни при каких обстоятельствах не несет ответственности за содержание информации оставленной третьими лицами.
Все вопросы и предложения присылайте нам через обратную связь