Розги против инфляции

• Tweet

 11 августа 2008

Крупный частный бизнес понуждают к соблюдению новых правил поведения на российском рынке

Два дня июля, 24−е и 28−е, Игорю Зюзину, главе и основному владельцу горно-металлургической компании «Мечел», запомнятся надолго. Несколько слов, брошенных в адрес компании премьером Владимиром Путиным, обошлись ее владельцу почти в 7 млрд долларов потерь в капитализации. Вместе с «Мечелом» 23 млрд долларов потерял и российский фондовый рынок (см. график).

Аналитики фондового рынка заговорили о пересмотре в своих моделях коэффициентов оценки политических рисков. А один из влиятельнейших иностранных бизнесменов Руперт Мердок (контролирует компанию News Corp.) совершенно неожиданно высказал серьезные сомнения относительно целесообразности инвестиций в России. Наверное, наш премьер-министр выбрал не лучшее время для критики. В то время как президент РФ Дмитрий Медведев пытается позиционировать Россию как тихую гавань в период уныния на финансовых рынках Европы и США, не очень разумно было пинать, да еще и во время коррекции цен на нефть, одну из публичных компаний страны. На самом деле «подставы» президента не случилось. Падение российского фондового рынка шло и идет естественным путем. До высказываний Путина о «Мечеле» и Зюзине рынок уже провалился на 16,5% (см. график). Выраженное премьером «безразличие» к ситуации на биржах доходчиво показывает жесткость правительства по линии борьбы с инфляцией и издержками.

Другое дело, в нужную ли сторону были направлены громы и молнии?

Пальнули из пушки

Напомним, с чего все начиналось. 24 июля премьер Владимир Путин проводил в Нижнем Новгороде совещание, на котором обсуждался резкий рост цен на металлы и уголь. Цены и на то, и на другое повышались у всех горно-металлургических компаний, но публично премьер решил обрушиться с критикой только на одного, да и то на не самого крупного игрока — компанию «Мечел» и ее основного владельца Игоря Зюзина. «У нас такая уважаемая компания — “Мечел”, — начал Путин. — Кстати, собственника, руководителя компании Игоря Владимировича Зюзина, мы пригласили на совещание, но он вдруг заболел. А между тем известно, что в первом квартале текущего года компания продавала сырье за границу по ценам в два раза ниже рыночных, а значит, и мировых. А маржа где, в виде налогов для государства?» Особое внимание на ситуацию с ценами «Мечела» премьер попросил обратить Федеральную антимонопольную службу (ФАС), «а может быть, даже и Следственный комитет прокуратуры». Слова Путина появились немногим позже начала торгов на Нью-Йоркской фондовой бирже (NYSE), на которой котируется «Мечел», и после первых сообщений информагентств акции компании начали стремительно падать. В результате к концу дня акции «Мечела» упали в цене на 30%. Компания в тот день потеряла в капитализации почти 5 млрд долларов.

Буквально через три дня Путин провел еще одну атаку на «Мечел». На президиуме правительства он дал понять, что претензии к компании — часть плана по борьбе с трансфертными ценами и неуплатой налогов металлургами. Там он пояснил свои ранее высказанные претензии к «Мечелу» с цифрами: мол, тот нарушает налоговое законодательство, продавая уголь своим офшорным компаниям за рубеж в несколько раз дешевле, чем потребителям на внутреннем рынке. По словам премьера, при внутренней цене коксующегося угля 4100 рублей за тонну «некая компания» продавала его своим швейцарским офшорам по 1100 рублей за тонну с тем, чтобы затем продавать его рынку по цене 323 доллара. «Это снижение налогооблагаемой базы и уход от налогов внутри страны, создание дефицита на внутреннем рынке, рост цен на металлургическую продукцию, который отражается в цене товаров по всему спектру», — заявил тогда Путин. Акции «Мечела» приняли на себя этот новый удар — и в течение торгов того дня потеряли на бирже РТС еще почти 34%.

«Иностранные, и не только, инвесторы были чрезвычайно напуганы действиями Кремля, и теперь не совсем понятно, что же должно произойти, чтобы их доверие вернулось», — пишут аналитики инвесткомпании «АнтантаПиоглобал». «Еще в июне все восхищались российским фондовым рынком. Коррекция произошла исключительно на политических новостях, которые не имеют под собой экономической почвы. Эмоции захлестнули инвесторов. Два года успешного роста экономики были перечеркнуты одним заявлением», — заметил гендиректор управляющей компании «КИТ Фортис инвестментс» Владимир Кириллов. Однако падение российского фондового рынка идет естественным путем. И ощущение, что слова премьера рушат наш фондовый рынок, далеко от реалий. Они лишь упали на благодатную почву.

Падение фондового рынка России происходит параллельно расширению масштабов мирового финансового кризиса и его влияния на американскую экономику, быстрому ухудшению экономической ситуации и настроений в Европе, замедлению роста китайского экспорта и ВВП, наконец, начавшейся и наиболее чувствительной для нашего фондового рынка коррекции на рынке нефти.

Выгнали из БРИК

И вправду, с чего бы это российскому фондовому рынку расти, если экономика страны также становится фундаментально подверженной ряду кризисных тенденций? «Россия стала одним из мировых лидеров по темпам официальной инфляции (+15,1%), а в производственном секторе рост цен зашкаливает за 28%, — пишет замруководителя аналитического департамента инвесткомпании “Совлинк” Ольга Беленькая на сайте www.cbonds.ru [2] [1]. — Более широкий индикатор инфляции — дефлятор ВВП — показывает рост на 20,7% в первом квартале 2008 года. Вероятно, в первом квартале 2008 года темпы роста российской экономики достигли пика: последние июньские данные сигнализируют о заметном замедлении роста экономики из-за ослабления ключевых факторов роста последних лет — потребительского и инвестиционного спроса. Высокая инфляция подтачивает экономический рост. Одновременно ужесточается кредитная политика, растет стоимость заимствований для предприятий. Все это может привести (и уже приводит) к снижению темпов роста инвестиций компаний.

Кроме того, снижение нефтяных цен в течение последнего месяца сигнализирует о том, что настроения на рынке могут измениться. Merrill Lynch недавно “поделил”, например, группу БРИК на две части (Бразилия—Россия, Индия—Китай), указывая, что, хотя до сих пор рынки предпочитали подгруппу Бразилия—Россия, при развороте цен на добывающие активы и улучшении на финансовых рынках вторая подгруппа может стать привлекательнее».

«Главная мечта и движущая идея российского рынка как была, так и осталась прежней: “Вот сейчас придут нерезиденты, увидят наш гигантский потенциал, и все “улетит в космос”, — вторит г-же Беленькой на форуме www.cbonds.ru [2] [1] Николай Кащеев, начальник аналитического отдела казначейства ВТБ. — В известной степени это Емелина щука. Россия в нынешнем виде не может быть никакой тихой гаванью. Что мы время от времени, а точнее, регулярно успешно и доказываем: мы не тихая гавань. И инфляция у нас самая высокая в БРИК. И корпоративные внешние займы зашкаливают. И что-то общее с Венесуэлой прослеживается».

Последние несколько историй с ТНК–BP и Hermitage Fund, напрямую затронувшие иностранных инвесторов, дают неоднозначное понимание ситуации в России. Хотя многие влиятельные бизнесмены уже делают свои выводы: «Чем больше я читаю об инвестициях в России, тем хуже я к ним отношусь, — заявил Руперт Мердок на пресс-конференции в Пекине, — и чем успешнее мы были бы там, тем больше опасность, что у нас украдут наш бизнес. Лучше продавать сейчас».

Наверное, российской власти, силовикам пора как-то дать понять иностранному капиталу, что если он хочет работать на российской территории, то никто не будет ему мешать тратить свои средства на покупку или строительство чего-то типа торговых сетей «Перекресток» или «Евросеть» или производства потребительских товаров. Но если иностранный инвестор играет в какие-то большие стратегически важные для страны деловые проекты, нет никаких иллюзий, что рано или поздно он не попадет в число неугодных. «Наше движение — то ли вперед, то ли назад, то ли вбок — никому толком не понятно. Если наша цель — “энергетическая сверхдержава”, то в среднесрочной перспективе тут больше рисков, чем “светлого будущего”. Если же нет, то кто мы? Во что мы сами инвестируем? Какие инвесторы нам нужны, а какие нет? Будем ли мы на ходу менять правила?» — восклицает Николай Кащеев.

Что двигало премьером

К сожалению, выпад премьера в сторону «Мечела» и его экспортной политики слишком сильно похож на «заказ» компании со стороны конкурентов или враждебно настроенных к ней структур. Гипотезы на тему, кто конкретно «заказал» «Мечел», заполнили страницы печатных СМИ, радио и телевидения. Но невозможно даже и допустить, чтобы логика действий Путина, чья карающая длань простерлась над «Мечелом», была настолько примитивна. Надо искать реальные причины, которыми вполне мог руководствоваться премьер, допуская жесткое обращение с рыночной компанией, чьи акции торгуются на Нью-Йоркской фондовой бирже. И такие причины есть. Одна из них была высказана самим Путиным. Это уклонение от налогов и трансфертное ценообразование при экспортных операциях с углем. Вторая высказана не была, но явно подразумевалась: ценовая дискриминация российских потребителей. Стоит чуть подробней обсудить оба этих стратегических резона.

О трансфертных ценах. В России проблема трансфертных цен впервые оказалась в центре публичного внимания в 1999 году, когда выяснилось, что, пользуясь этим механизмом, многие нефтяные компании существенно минимизируют платежи в бюджет. Именно вокруг этой проблемы была построена заметная часть экономической политики обоих президентских сроков Владимира Путина. Об этом свидетельствует судебная практика: российские налоговые органы стали занимать все более активную позицию и оспаривать контролируемые сделки. В 2006 году число судебных разбирательств, в рамках которых стороны ссылались на положения ст. 40 Налогового кодекса, превысило 600, из них, по оценкам Ernst & Young, около 25% можно отнести к вопросам трансфертного образования «в чистом виде». При этом около 85% судебных дел, непосредственно относившихся к трансфертному ценообразованию, было выиграно налогоплательщиками. По 2007 году, учитывая существующую тенденцию, можно сказать, что из 800 судебных разбирательств непосредственно относятся к вопросам трансфертного ценообразования уже около 200.

«На мой взгляд, бизнес уже давно напуган делом ЮКОСа. Тем более что после ЮКОСа было дело “Сибнефти” и ТНК–BP, — говорит главный научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Яков Паппэ. — У меня нет сомнений, что бизнес стал работать аккуратнее. С одной стороны, менеджмент крупных российских финансово-промышленных групп напуган и понимает, что налоговая оптимизация — это риск. С другой стороны, эта же самая налоговая оптимизация есть необходимое условие роста прибыли, сравнимого с зарубежными конкурентами, а значит, это и необходимое условие роста курса твоих акций».

У нас нет фактов, прямо говорящих о невиновности «Мечела». В первой реакции на выпад премьера компания «Мечел» на своем сайте оправдывалась, что вынуждена была продавать уголь недавно приобретенного «Якутугля» за рубеж по низким ценам вследствие заключенных прошлым собственником долгосрочных контрактов. Это похоже на правду, поскольку второй действующий угольный актив «Мечела», «Южный Кузбасс», по оценкам аналитиков, продавал уголь по рыночной, не заниженной цене. Главное, чтобы дело «Мечела» не перекинулось на всю металлургию.

О ценовой дискриминации. Когда говорят о ценовой дискриминации, то имеют в виду, что товар российские потребители получают по ценам большим, чем их зарубежные коллеги. В случае с коксующимся углем «Мечела» ножницы цен (в разы) вполне могли оказаться именно такими, какими их представил народу Владимир Путин. Однако этому могли способствовать вполне прозаические соображения (см. выше). На самом деле ситуация вполне типичная для многих сырьевых товаров, экспортируемых из России. Взять, к примеру, стальной прокат (мы сознательно не оперируем ценами на уголь, чтобы избежать неопределенности с угольной ценовой конъюнктурой: далеко не все цены на этом рынке доступны, а если и доступны, подчас неадекватны для анализа).

Типичная ситуация такова. Потребители проката жалуются, что этот товар им обходится якобы дороже, чем их западным коллегам. Формально они правы. Цена, скажем, на оцинкованный прокат с учетом перевоза по железной дороге составляла для среднего российского потребителя в январе 2008 года 955 долларов за тонну. В то же время цены европейских производителей в порту продавца составляли 845 долларов. Поскольку потребители западноевропейского проката, как правило, располагаются рядом с портом, то доставка товара из порта продавца им обойдется в небольшую сумму, скажем, дополнительно в 20 долларов на тонну. Получается, что российские производители покупали оцинковку примерно на 90 долларов дороже. Но ведь это полуправда. Как правило, отпускные цены российских производителей «на воротах» ниже экспортных цен европейских конкурентов. Скажем, в апреле этого года отпускные цены на оцинковку «на воротах» заводов были примерно 947 долларов, в то время как у их западных конкурентов — 950 долларов. Но из-за того, что наши стальные комбинаты расположены в основном на значительном удалении от внутренних потребителей, к ценам «на воротах» заводов надо добавлять еще от 40 до 100 долларов за тонну на перевозку по железной дороге на тысячи километров, в то время как западноевропейские потребители везут прокат по морю, что дешевле, да и на небольшие расстояния. Вряд ли наши стальные комбинаты виноваты в том, что неудачно расположены географически. Это издержки советской плановой системы ведения хозяйства. Поэтому сами наши производители отвечают потребителям примерно так: «Зачем же вы сравниваете несравнимое? Лучше посчитайте, во сколько вам обойдется импорт стального проката из Европы». Наши прикидочные расчеты показывают, что по ключевым товарным позициям это будет на 10–20% выше внутренних цен с учетом транспорта до покупателя.

Что было бы, если бы на самом деле внутренние цены на продукт стали выше зарубежных? Ответ прост: резко начал бы расти импорт. Именно рост импорта — главный индикатор завышения внутренних цен (с одним ограничением: это верно для рынков, где не проводится протекционистских мероприятий в виде запретительных ввозных пошлин и т. п.). Есть и примеры. Скажем, о завышении внутренних цен на цемент говорит его массовый импорт из Турции (происки «Евроцемент груп»), а о завышении цен на стекло в прошлом году — импорт из Китая (спасибо японской Asahi, владеющей Борским стекольным заводом, и заводу «Салаватстекло»). Никаких массовых поставок коксующегося угля и стального проката из дальнего зарубежья не осуществлялось и не осуществляется (были лишь пробные экспериментальные поставки в небольших объемах).

На самом деле отдельные случаи сильно заниженных экспортных цен в сравнении с внутрироссийскими, конечно же, есть. Но, честно говоря, язык не поворачивается обвинять в этом наших производителей. Вот, скажем, один из наших угольщиков осуществлял поставки в Турцию по заниженным ценам — всё ради захвата этого рынка. Или, к примеру, ТМК западноевропейские конкуренты обвиняют в демпинге. Представители компании от демпинга открещиваются, но сознаются, что действительно по некоторым видам труб сильно занижали цены — ради проникновения на защищенные рынки Европы.

Если кого и обвинять в ценовой дискриминации, так это лидеров мировой автоиндустрии. Toyota, Renault-Nissan и прочие продают свои автомобили в России существенно (подчас в разы) дороже, чем они достаются «родным» покупателям, даже с учетом транспорта в России и таможенных пошлин.

Не доведите до Госплана

Так почему все-таки была нужна показательная порка именно «Мечела» и именно сейчас?

«Логику властей можно понять, — пишут аналитики ИК “АнтантаПиоглобал”. — Цены на сталь и трубы стремительно растут вслед за ценами на сырье, страдают от этого конечные потребители (строители, нефтяники, машиностроители), на носу Олимпиада в Сочи, и поэтому хоть какие-то регулирующие меры вводить надо. Наиболее реальная мера — практика долгосрочных контрактов. Сейчас с большой долей вероятности можно говорить, что нынешняя ситуация приведет к ее введению. Это положит конец некоторой неразберихе с ценами на металлургическое сырье (руда и уголь), стальной прокат и трубы».

«Высказывание Путина — знак всему сообществу о приоритетах в своей производственной политике в пользу прежде всего российских интересов. И что деятельность многих руководителей должна оцениваться не местом в списке Forbes, а их поведением на товарных, финансовых рынках, корректными отношениями с поставщиками, потребителями, работниками, кредиторами, государством и только в последнюю очередь акционерами, — считает гендиректор ИК “Благодать Секьюритиз” Всеволод Чащин. — Макроэкономические последствия поведения на российском рынке таковы: цены по цепочке выплескиваются в инфляцию, по некоторым видам товаров они даже выше, чем на мировых рынках; может возникнуть недозагрузка производственных мощностей или даже спад и тому подобное. Иного способа воздействия, кроме как публичная порка, у главы правительства не было».

Правительство в его желании кого-нибудь публично прищучить понять-то можно. Но вот кого?

Известно, что больше всего влияет на цены: сырье и энергия. Беседы о борьбе с ростом цен и монополизмом в правительстве ведутся уже очень давно. Казалось бы, возьми и начни с главных монополий: «Газпром», энергетики, РЖД. Но разбираться с причинами инфляции в этих плоскостях наше правительство почему-то не спешит. Не спешит бороться с издержками и тарифами естественных монополий. Хотя «Газпром» и РЖД — подконтрольное Кремлю хозяйство. Если и надо разбираться с «Газпромом», то это можно делать у себя в кабинете. Собрать контролеров, разведчиков… Однако осязаемых результатов этой борьбы что-то не видно.

Или вот нефтяники. Они и так уже лояльнее некуда (исключение — ТНК–BP, но работа по повышению его лояльности ведется): чуть ли не по приказу цены на бензин замораживают. Электроэнергетику трогать тоже нельзя — там государство ждет инвестиций от стратегических инвесторов, появившихся в ходе чубайсовской реформы РАО «ЕЭС России». Кто следующий по величине и значимости в экономике? На чью продукцию растут цены и что больше всего влияет на издержки перерабатывающих отраслей? Правильно, металлургия.

Всеволод Чащин считает, что «группа “Мечел” — это всего лишь один корпоративный субъект, который оказался самым верхним в списке всех металлургических и горнорудных компаний России по самым низким отчислениям налогов с одной единицы продукции». Потому и пострадала.

Нынешние действия исполнительной власти отчасти возвращают страну к госплановской экономике. Принцип работы с крупными игроками таков: в стране нет дефицита производимой тобой продукции? Тогда смело экспортируй. Если же в стране нехватка — в первую очередь думай о родине, а не о конъюнктурной выгоде. Так теперь вынуждены думать нефтяники. Так теперь заставят думать и металлургов. Хотелось бы верить, что правительство найдет и другие, более рыночные, инструменты для выпрямления искривленного российского экономического пространства.

Источник: Эксперт

Page load: 0.00557 sec